БЛАЖЕННОЙ ПАМЯТИ СТАРЦА ПРОТОИЕРЕЯ НИКОЛАЯ ГУРЬЯНОВА /†24.08.2002/ Отец Николай пережил много напастей, злобы и клеветы, но сам был чужд гнева и ненависти. Какие только ужасы построения «светлого будущего» на костях русского народа он не пережил, но остался Божиим человеком и пытался достучаться и до сердец мучителей. В лагерях прошел, по его словам, «великую школу смирения и послушания». В общей сложности, в тюрьмах и ссылках находился около 11 лет. - Все ужасы там были, какие можно придумать. На костях и крови жизнь строилась. Каждый день молились как в последний... - вспоминал старец Николай. - Служили, где придется, лишь бы только антиминс не отобрали. Без антиминса Литургия совершаться не может. Но все-таки отобрали. Тогда в качестве освященного Престола возлагали Крест и Евангелие на грудь одного из соузников. Так поступали древние христиане... Много там, на Соловках, мучеников погибло. В тридцать втором году на Пасху в бараке отметить праздник собрались. Кто-то донес - нас всех захватили, допрос: «Кто зачинщик?» Нас, молодых, старики спасли - вышли вперед. Начали сразу в них стрелять. Старшие священники загородили своими спинами молодых, и те остались живы. Восемнадцать старших священников были тут же убиты. Ой, какое время было! Ужас! Дай им, Господи, Светлый Рай. Старцы предсказали мне долгую жизнь, себе - смерть, и велели за них молиться. Вот, дожил до старости». «Господи, что они творили с нами, с духовенством, с христианами! Страшно подумать... А меня враг с детства ненавидел - все время хотел убить. В тридцать втором сослали в Сыктывкар, на строительство Воркутинской железной дороги. Такое послушание нам дали - кирка да лопата. По мере строительства железной дороги передвигались на север к Воркуте и дошли до Инты. Заключенные испытывали постоянный голод, непосильный труд, безчеловечное отношение надзирателей и холод почти круглый год. Зимой в тех краях температура опускается до -40-50°С. Лето короткое. Заключенные работали в любую погоду, весной и осенью - по колено в воде». «Люди исчезали и пропадали. Расставаясь, мы не знали, увидимся ли потом. Мои драгоценные духовные друзья! Все прошло! Я долго плакал о них, о самых дорогих, потом слез не стало... Мог только внутренне кричать от боли... Ночью уводили по доносам, кругом неизвестность и темнота... Страх всех опутал, как липкая паутина, страх. Если бы не Господь, человеку невозможно вынести такое... Идешь по снегу, нельзя ни приостановиться, ни упасть... Дорожка такая узкая, ноги в колодках. Повсюду брошенные трупы заключенных лежали не погребенные до весны, потом рыли им всем одну могилу. Кто-то еще жив. «Хлеба, дайте хлеба. ..» - тянут руки. А хлеба-то нет... Так было со всем нашим народом, с нашей Святой Русской Православной Церковью, её распинали...» О. Николай протягивал ладонь, показывая, как это было, потом плакал и долго молчал, молился... Он помнил всех умученных, помнил их страдания, молился за всех, показывал фотографии духовных друзей. И потому на всю жизнь в глазах старца застыла немая скорбь, даже когда он мирно разговаривал с паломниками, когда разрешал себя фотографировать – его глаза были печальны. Он говорил, со слезами вспоминая страдания миллионов людей: «Мы там и лес валили. Рядом была вагонетка, груженая бревнами. Подослали уголовников. Они всех духовных ненавидели. Пихнули меня к стене, зажали - и толкнули вагонетку. Она со всего маху раздавила меня. Только хруст ломаемых ребер... Меня придавило до смерти. Умер я... Душа вышла из тела, как птица порхнула. Я тело свое пустое видел. Но Царица Небесная умолила Господа продлить мой срок на земле. Подняли меня отцы на руках, духовенство благодатное, святые страдальцы, и отнесли в сторонку. Потом стали служить Литургию. Я Столиком был, Престолом. И душа вернулась в тело, вздрогнул я, задышал». Доктор, осматривавший Батюшку через много лет, с удивлением, в ужасе воскликнул: - Как же Вы живете?! У Вас ребра вросли в легкое? С этим повреждением жить невозможно! - Это мне на память о моих «санаториях». Милости Божией и Царицы Небесной ко мне, - ответил ему отец Николай…» #Протоиерей_Николай_Гурьянов